Политика страха

Несмотря на крупнейшие за год обмены военнопленными и освобождение белорусских политзаключённых, давление на граждан в России и Беларуси не снижается. Напротив, обе страны продолжают выстраивать системы политического контроля и устрашения, применяя их не только внутри, но и на оккупированных Россией территориях для подавления любого проявления несогласия.

Об этом вице-президент Free Russia Foundation Григорий Фролов поговорил с правозащитниками Сергеем Давидисом и Андреем Чепюком и директором программы по международному правосудию FRF Владимиром Жбанковым на международной конференции WHDC OSCE в Варшаве.

За последний год в Беларуси существенно изменилось уголовное законодательство. Поправки, которые власти называют «техническими», на деле легализовали массовые заочные процессы и конфискации имущества людей, давно уехавших из страны.

Показательным стало «дело Гаюна» — расследование против пользователей чат-бота, куда сообщали о перемещении российской военной техники. После взлома бота произошли массовые аресты, в том числе бывших политзаключённых.

Распространилась и практика заочных арестов: основаниями для уголовного дела могут быть любые действия, квалифицируемые как преступления на территории Беларуси.

Репрессивные методы активно применяются и в тюрьмах. Весной власти объявили об амнистии, представив её как «жест гуманности». На деле освободили в основном тех, у кого до конца срока оставалось меньше года. По свидетельствам из колоний, заявления на помилование заключённые писали под давлением КГБ и ГУБОП. Отказавшихся грозились перевести в тюрьмы строгого режима или завести новые дела.

Многих «освобождённых» после выхода из колонии принудительно вывозили из страны.

Сопредседатель правозащитного центра «Мемориал» Сергей Давидис приводит тревожные цифры: если год назад в России насчитывалось 777 политзаключённых, то сегодня — уже 1 127. По альтернативным оценкам — до 4 360 человек.

Особую группу составляют украинские гражданские и военные, удерживаемые без законных обвинений: их число может достигать десятков тысяч. На оккупированных территориях уровень политических преследований значительно выше: новых дел там в 3,5 раза больше, чем в России, а на недавно захваченных территориях — в семь раз.

Чаще всего возбуждаются дела по статьям о госизмене (около 20%) и терроризме (около 45%). Обвиняют не только активистов, но и обычных граждан, поддерживающих Украину или подозреваемых в симпатиях к ВСУ.

Современная система политических репрессий в России давно перестала быть избирательной и стала тотальным инструментом подавления нелояльности, подчёркивает Давидис.

В России репрессивная система развивается по двум направлениям — ускорению процессов и расширению географии.

Распространилась практика «мобильных судов»: судьи, например Южного окружного военного суда, выезжают на оккупированные территории и проводят заседания, формально оформленные как ростовские. Это делает присутствие независимых участников практически невозможным, человек остаётся один на один с репрессивной системой.

Суды нередко проходят по видеосвязи: подсудимый остаётся в СИЗО на оккупированной территории, а заседание — в Ростове или Москве. Это лишает возможности полноценной защиты и развязывает руки обвинению, объясняет Владимир Жбанков, руководитель проекта «Пошук. Полон».

Все дела против украинских военных и гражданских заканчиваются обвинительными приговорами. Сроки наказаний растут и уже превышают сталинские практики. Осуждённых отправляют в отдалённые колонии — на Север, в Сибирь, на Урал-либо на оккупированные территории, куда почти невозможно попасть. Родных не уведомляют о месте нахождения заключённого.

Теперь любые контакты родственников с заключёнными возможны только через «Госуслуги», к которым украинцы не имеют доступа.

Российские власти называют украинских военных «террористами» и судят их по статьям о терроризме или наёмничестве, что противоречит Женевской конвенции (например, все военнопленные, захваченные в Курской области, официально обвиняются в терроризме). В тюрьмах по обвинению в наёмничестве содержатся и десятки иностранных граждан, включая граждан ЕС.

Более 90% украинских пленных удерживаются в состоянии инкоммуникадо — в статусе «задержанных за противодействие СВО», юридически несуществующем. Они лишены связи с внешним миром, адвокатов, медицинской помощи и нормального питания.

Несмотря на отдельные освобождения, ни в России, ни в Беларуси не наблюдается ослабления репрессивной политики. В Беларуси освобождают тех, кто почти отсидел срок, но число новых заключённых растёт вместе с ужесточением законодательства.

Уголовные дела остаются главным инструментом контроля и устрашения. После начала войны они стали использоваться и как средство давления на население оккупированных территорий, а также как элементы пропаганды.

Правозащитники считают, что освобождение политзаключённых должно стать частью мирных переговоров по Украине и ключевым условием для обсуждения снятия санкций.