Уныние и ресентимент — плохие союзники

Среди антивоенных россиян видны признаки формирования чувства универсальной обиды и отверженности. Мы вынуждены были покинуть свою родину, но опыт эмиграции даётся объективно непросто. Под прессингом войны и давления популистских сил на Западе ужесточается визовая, миграционная политика, часто ухудшается отношение к приехавшим россиянам. Мир становится эгоистичнее: сегодня в моде следование лишь собственным прагматическим интересам, а идеалы 1991 года, времён крушения коммунистического тоталитаризма и «конца истории», кажутся безнадёжно забытыми.

Если все кругом только за себя, то почему мы должны вести себя иначе? Только и разговоров об Украине — почему бы россиянам не добиваться постановки вопроса о своих правах и интересах на первый план? Сосредоточиться на решении своих проблем с визами, банковскими счетами, замороженными активами, борьбе с идеей платить Украине репарации?

Такую постановку вопроса всё чаще можно услышать на оппозиционных форумах в эмиграции, в статьях и выступлениях российских политиков и общественных деятелей, беседах известных интервьюеров с их гостями. Из уст многих из них чаще звучит высокомерное ворчание в адрес Украины или евроскептицизм похлеще, чем у европейских правопопулистов, чем конструктив в отношении будущего мира и России.

Казалось бы, нет нужды в подробном разговоре о том, чем опасен политический ресентимент. Но проблема разрастается: усталость от войны на фоне накапливающихся трудностей эмиграции реально может привести россиян в изгнании к тому, что вместо носителей идей будущего, идей реформ, превращения России в успешную и законопослушную демократическую страну они могут стать очередной озлобленной группой людей, не особо кому-то интересной и не имеющей шансов выбраться из политико-исторического гетто. Сравнения с белоэмиграцией 1920-х годов на этом фоне можно услышать всё чаще.

Чтобы события не пошли по такому негативному сценарию, россиянам в эмиграции необходимо кое-что вспомнить.

В апреле 2026 года исполнится 75 лет подписанию Парижского договора между западноевропейскими странами, включая Германию и Францию, широко известного как соглашение о союзе угля и стали. Это основополагающий документ, положивший начало появлению на свет современного Евросоюза.

Это было не просто соглашение между вчерашними противниками во Второй мировой войне. Германия и Франция, крупнейшие экономики — подписанты договора, воевали до этого столетиями. Им было что предъявить друг другу в плане огромных жертв, вопросов «чей Саар?» или «чей Эльзас?», споров о репарациях или о том, кто получит больше помощи по плану Маршалла. Да и сам союз угля и стали казался непростой идеей. Открыть границы? Как так? Ведь от конкуренции с импортом пострадают наши собственные производители? Люди потеряют работу? А причин для борьбы за свои прагматические интересы тогда было больше, чем сейчас: вся Европа была разрушена войной, буквально каждая копейка была на счету.

Но во главе этих стран стояли лидеры-визионеры, которых интересовало нечто большее, чем псевдопрагматические разборки: успешное будущее единой свободной Европы. Такие лидеры, как первый послевоенный канцлер демократической Западной Германии Конрад Аденауэр и французский христианский демократ Робер Шуман (чьим именем сегодня названа площадь у здания Еврокомиссии в Брюсселе).

Это были люди, хорошо понимавшие, что борьба за краткосрочные интересы — это бесконечный путь по кругу, который Франция, Германия и Европа в целом уже много раз проходили. Что нужно строить что-то новое, общее, где придётся идти на взаимные уступки вместо привычного упёртого эгоизма. В построении этого общего пространства виделись большой смысл и большая выгода. Эти расчёты с блеском оправдались.

Непросто приходилось и их партнёрам из США, которые стали крупнейшим донором послевоенной Европы. В Америке было сильно движение нон-интервенционизма, неучастия в делах Европы и во Второй мировой войне. До нападения Японии на Пёрл-Харбор в 1941 году действовал проповедовавший эти идеи комитет America First Committee (наверняка знакомое сегодняшней публике название).

Известный нон-интервенционист сенатор Роберт Тафт, противник НАТО, пытавшийся урезать план Маршалла по оказанию помощи послевоенной Европе, лишь немного уступил Дуайту Эйзенхауэру на республиканских президентских праймериз 1952 года (если бы он выиграл, многое в истории могло бы пойти иначе). Своя оппозиция помощи Европе под соусом «прагматических» соображений была сильна 75 лет назад и в США.

Тем не менее и в Америке тоже победили стратеги-визионеры. Демократическая Европа получила от Америки защиту и помощь по плану Маршалла. Потом был Кеннеди со своей знаменитой Берлинской речью, чётко давшей понять жителям Западного Берлина, что никто не сдаст их как разменную карту перед лицом коммунистической угрозы. Хотя в США и тогда раздавались голоса «Зачем нам переживать из-за каких-то немцев».

Потом Рональд Рейган и Гельмут Коль, протянувшие скорую руку помощи Центральной и Восточной Европе после крушения коммунизма, благодаря чему страны этого региона совершили невероятный экономический рывок. Сегодня, например, Польша вошла в число 20 крупнейших экономик мира, хотя ещё три десятилетия назад это было крайне сложно себе представить. А ведь могла бы погрузиться в спор с Германией по поводу того, чья Силезия — но нашла в себе силы для движения вперёд, а не вспять.

В результате спустя три четверти века мы имеем единую свободную Европу с высоким уровнем жизни и высокими стандартами прав человека, которая, несмотря ни на что — в том числе на новые вызовы из-за океана, — выступает оплотом противостояния наступлению диктатур. Страшно подумать, что представляла бы собой другая Европа, если бы в 1950–1960-х годах победили сторонники продолжения шкурных разборок и псевдопрагматизма.

В противовес этому Россия во многом упустила свой исторический шанс стать нормальной современной демократической страной в последние 40 лет — во многом именно из-за сваливания в псевдопрагматизм и ресентимент. Где-то нас «обидели», чего-то «недодали». Надо «вернуть», урвать тут, заграбастать там. Думать прежде всего о себе. Нашлись популистские лидеры, которые почуяли эти настроения и раскрутили их в обществе. Так возродились и вошли в мейнстрим вредные псевдопрагматические идеи о «зоне влияния» и «либеральной империи». Потом были Грузия, Крым, Донбасс. Дальше вы знаете.

После исторического провала последних четырёх десятилетий у России в будущем нет шансов вернуться влиятельным игроком на мировую арену, если она станет строить свой взгляд на мир на узких эгоистических интересах и лелеянии собственных обид, дрожать за каждую копейку замороженных активов или репараций, говорить об Украине сквозь зубы или не говорить вовсе. Эгоистическая Россия, основанная не ресентименте, никому не интересна: таких центров эгоизма сегодня в мире пруд пруди.

А самое главное — такая Россия не нужна самой себе: на потакании эгоистическим настроениям успеха не построишь. Общий рынок, снятие барьеров, помощь окружающим — вот что в итоге окупается, взгляните хоть на экономические успехи евроинтеграции, хоть на список крупнейших государств-доноров по масштабам оказания помощи другим странам: лидируют там ведущие рыночные демократии.

Спору нет, сегодня в мире модны настроения иного рода: в тренде ревизионизм, эгоизм, почвеннический национализм. Однако всё это мы уже проходили. Барьеры и натуральное хозяйство — плохая альтернатива общему рынку и международному разделению труда, а популизм приводит к ухудшению экономической ситуации (вот недавний академический анализ на эту тему). Понимание тупиковости нынешнего ренессанса мировой архаики неизбежно наступит, как и новая волна процесса освобождения мира от диктатур, политического и экономического сближения наций.

Основная трудность будущей реинтеграции России в демократический мир связана с тем, что доверие к нам сильно подорвано. России поверили в 1980-е, 1990-е и начале 2000-х. Поверили, что наша демократизация — всерьёз, что мы готовы играть по правилам, уважать суверенитет других народов, отказаться от имперских амбиций. Разрушать это доверие мы начали задолго до агрессии против Украины: устремления имперской российской номенклатуры создавать вокруг России «зоны исключительного влияния» были видны уже в конце 1990-х.

Теперь, после всего, что произошло, любые намёки на ресентимент среди россиян будут восприниматься как доказательство того, что Россия безнадёжна, что имперские инстинкты ей никогда не побороть. К сожалению, поводов для этого российское сообщество даёт немало. Постоянно слышны голоса о том, что россияне не хотят платить Украине репарации, желают вперёд украинцев заявить права на замороженные российские активы. Регулярно раздаётся уничижительная критика то Украины, то Евросоюза. Крупные оппозиционные фигуры вместо демонстрации солидарности с Украиной либо молчат о её проблемах, либо и вовсе предрекают ей военное поражение.

О своих частных нуждах у нас многие говорят чаще, чем о том, какой вклад россияне готовы вносить в общее дело борьбы с мировым авторитаризмом. Высокомерие к Евросоюзу, Украине, евроскептическая и антимигрантская риторика — заметная публичная часть российской эмиграции звучит так, будто это очередная европейская правопопулистская партия, которой место рядом с Ле Пен или АДГ.

Скажем прямо: некоторые последние тенденции в риторике российской эмиграции уменьшают веру в то, что Россия в будущем сможет успешно реинтегрироваться в свободный мир. Всё это начинает немного напоминать типичную местечковую популистскую восточноевропейскую партию, чем сообщество ориентированных в будущее, стратегически мыслящих людей.

Если мы хотим быть взрослой глобальной демократической нацией будущего, нам надо отучаться выступать с вечной позиции критиков всего и вся и борьбы за краткосрочные интересы, учиться видеть в окружающих союзников, перенимать их опыт решения проблем, уметь становиться выше сиюминутных уколов, будь то визовые ограничения Евросоюза или критика россиян со стороны ряда представителей украинской общественности.

Немцы и французы смогли оставить в стороне взаимные обиды после Второй мировой войны. Лидеры послевоенных США — убедить Америку протянуть руку помощи разрушенной войной Европе. Западноевропейские лидеры — помочь Центральной и Восточной Европе оправиться от тяжёлых последствий коммунизма.

Украина для будущей России является чрезвычайно важным ориентиром. Хотя ряд российских комментаторов изображает её чуть ли не как failed state, на самом деле Украина сумела под невероятным давлением — внешним, путинским, и внутренним, коррупционно-олигархическим, — отстоять демократическую государственность и не дать себя поработить.

Эта демократическая государственность настолько сильна, что прямо сейчас в Украине национальные антикоррупционные органы, созданные под давлением независимого гражданского общества для осуществления контроля за властью, ведут расследование коррупции в окружении действующего президента страны. России до такого как до Луны: это то, о чём мы всегда мечтали, но не смогли добиться. Вот уже много лет Украина героически сопротивляется попыткам Путина растоптать её как суверенное государство. Сопротивляется попыткам доморощенной олигархии подмять страну под себя.

Украине удалось то, чего не удалось нам: сформировать сильное независимое гражданское общество, играющее наравне с властью. Это ключевая причина, почему Путину не удаётся Украину победить: за власть олигархов так отчаянно воевать никто бы не стал, только за свободную страну, где люди имеют значение.

По причине своих успехов в отстаивании демократии Украина намного опередила нас в вопросе евроинтеграции, о которой мы не только мечтали, но и декларировали своей официальной целью. Это сейчас Путин врёт, что во времена Евромайдана перед Украиной якобы стоял выбор — или в Евросоюз, или в путинский «евразийский» диктаторский клуб.

А на самом деле в 2013 году у России и ЕС действовала совместная дорожная карта по созданию общего экономического пространства, что тогда максимально поддерживалось российскими гражданами. Только ценой войны, пропаганды и цензуры Путину удалось Россию с этой естественной европейской интеграционной дороги свернуть. Успешная интеграция Украины в евроатлантические структуры может стать для нас образцом, который вдохнёт новую жизнь в наш собственный проект возвращения в Европу.

То же самое касается постоянного и укоренившегося среди российской эмиграции евроскептицизма. Очень многое из критики единой Европы, которая сегодня раздаётся из лагеря российской политэмиграции, является несправедливым. При всех шероховатостях и часто не самых удачных инициативах типа бланкетных виза-банов (которые, кстати, в итоге не реализуются в своих изначальных жёстких вариантах), Европа очень многое делает для поддержки свободных антипутинских россиян.

Да, процесс принятия решений в ЕС часто выглядит хаотично из-за большого числа споров, согласований, пробуксовок. Но это та самая культура диалога и компромисса, которой нам всегда не хватало. Вам больше нравится стремительная стилистика единоличного принятия решений авторитарным вождём? Или, может, хватит, уже наелись этого?

В конечном-то счёте Европа пусть и, как у нас говорят, долго запрягает, но в итоге многое делает. Перегнала США по масштабам военной помощи Украине (хотя ещё год назад говорили, что это невозможно). Быстро решает проблемы развития производства вооружений для защиты от путинской агрессии. Более чем на 90% снизила закупки нефти и газа у России в сравнении с 2021 годом — остались в основном только Венгрия и Словакия, вы знаете их позицию, и упрекать ЕС за их поведение несправедливо.

Между прочим, экономика ЕС сильно пострадала из-за отказа от российских энергоносителей, ущерб составил сотни миллиардов евро (подробнее здесь). Не так быстро, как нам хотелось бы, но ЕС вводит санкции против путинских чиновников и олигархов и даже арестовывает их (например, можете посмотреть видео допроса арестованного сына первого заместителя Чемезова Артякова).

Европа продолжает, по сути, в одиночку тянуть на себе бремя таких важных глобальных проблем, как борьба с изменением климата, донорство в отношении бедных стран, либерализация мировой торговли, борьба с технологическими монополиями.

Нам нужно больше говорить о том, чем мы можем помочь Европе и Украине в их борьбе с Путиным. Перефразируя Кеннеди, думайте о том, что вы можете вложить в общее дело, а не что должны сделать для вас. Тогда и проблемы с визами и прочим будут решаться быстрее. Сегодня фактор недоверия к россиянам, увы, ещё очень силён, и российская эмиграция часто подогревает его, как это ни печально констатировать.

Свободным россиянам нужно мыслить масштабнее. Быть как Аденауэр и Шуман, договорившиеся отбросить вековую франко-германскую вражду. Брать пример с Джона Кеннеди, Рональда Рейгана и Гельмута Коля, а не с АДГ. Если мы будем плестись в хвосте моды на эгоистическое поведение в духе худших образцов архаичного популизма, мы никогда не займём место среди наций-визионеров в строительстве нового свободного мира, после того как попытка Путина и других автократов вернуть человечество в XIX век потерпит поражение.

Какую роль россияне будут играть в этом процессе, зависит сегодня от нас. Превратимся ли мы в периферийную группу типичных восточноевропейских евроскептиков, движимую собственными мелкими обидами, ресентиментом и идеологическими клише — или станем полноправными участниками пост-диктаторского мира, которым будут доверять и воспринимать в качестве равных партнёров.

Чтобы нас воспринимали всерьёз, нам нужно меньше концентрироваться на собственных проблемах и активнее демонстрировать стратегический взгляд в будущее. Вместо высокомерия в отношении Украины и евроскептицизма нам следует отдавать должное тому, чего Украина и Европа добились на пути построения справедливого свободного мира, развития демократических институтов. Формулировать, чем мы можем помочь, вместо постоянного акцента на собственных проблемах — в духе знаменитой формулы Джона Кеннеди. Для решения своих проблем развивать систему взаимопомощи — у нас для этого много ресурсов и способностей, и многое уже делается.

Нам необходимо всемерно поддерживать борьбу за свободу и курс на евроатлантическую интеграцию наших соседей — не только Украины, но и Беларуси, Молдовы, Армении и других стран. Скорейшее вступление этих наций в евроатлантическую семью выгодно нам: оно означает, что и у России есть шанс интегрироваться в общее евроатлантическое пространство. Нужно оставить все намёки на отказ платить Украине военные репарации: нам выгодно полностью расплатиться с Украиной за нанесённый ей ущерб, это инвестиция в будущую репутацию страны, твёрдо соблюдающей международные правила.

То же самое касается и претензий на замороженные российские активы: право Украины на компенсацию своей собственности, разрушенной в результате путинской агрессии, закреплено в специальной резолюции Генассамблеи ООН, и у россиян нет оснований ставить себя впереди Украины в этой очереди требований к России. У России есть огромные ресурсы для развития, просто они используются сегодня нерационально: тратятся на войну, силовиков, чиновничий аппарат, коррупцию.

Если убрать навес паразитической путинской вертикали власти, у России будут ресурсы для роста ВВП двузначными темпами, и крохоборство по части репараций и замороженных активов совершенно не требуется. Напротив, нам нужно рассматривать безусловную компенсацию ущерба Украине как инвестицию в создание репутации нормальной России будущего — репутации, которая уничтожена Путиным и окончательно добивается рядом недальновидных голосов в эмиграции.

Мы можем сделать Россию мирной, свободной и процветающей страной, но многое зависит от отношения к нам в свободном мире, которое мы сформируем. В наших силах добиться того, чтобы Россию будущего перестали презирать и бояться. Для этого нужно суметь приподняться над повседневностью и продемонстрировать демократическому миру свой стратегический взгляд на будущее мира и России.