Демонтаж пропаганды

Роль журналов и книг в преодолении сталинизма, роль телевидения и публицистики в крахе советской идеологии были невероятно велики. Однако перенести этот опыт в будущее не так просто: структура медиапотребления изменилась, как и представление о том, что такое сами медиа.

Уроки перестройки

Посмотрим пристальнее на опыт 70-80-90-х. 

Оттепель оформилась как явления благодаря тому, что в литературных журналах, в других печатных медиа, в театре и кино начали подниматься темы, которые доселе были запрещены или игнорировались; всё это вызывало живой отклик. Обратной стороной этого явления была управляемость процесса: производство любой медиапродукции в СССР контролировалось и финансировалось государством. Как только государство, санкционировавшее перемены, потеряло интерес к реформам общественной жизни, оно их свернуло.

К началу общественных преобразований 80-х ведущим СМИ стало телевидение, но и газет, и журналов стало больше. Небольшую, но устойчивую аудиторию имели западные вещатели, существовал «самиздат», то есть копируемый внутри СССР контент западного или внутреннего происхождения, и в меньших количествах «тамиздат». Копировальные машины, аудио-видеомагнитофоны упростили тиражирование и потребление неподцензурного контента.

Когда в 80-е заговорили о свободе слова и свободе печати, речь шла о вполне понятных решениях в духе классического либерализма: отменить цензуру, снять ограничения на копирование любых материалов, разрешить всем желающим издавать любые книги, газеты и журналы, создавать частные телерадиокомпании. По этому пути власти и пошли, хотя контроль над телерадиовещанием всё равно остался у государства. (Забегая вперёд: когда Путин занялся закручиванием гаек и восстановлением государственной пропагандистской машины, ему это очень помогло. Удалось без особых сложностей не только восстановить полный контроль над государственными каналами, но и встроить в государственную машину пропаганды канал НТВ.)

К сожалению, традиционное понимание свободы печати сыграло злую шутку со свободой слова в России. Печатное слово действительно существовало много лет в условиях абсолютной свободы, но из-за специфики экономики переходного выжили только таблоиды и бесплатные рекламные издания. В итоге ни в центре, ни в регионах почти не осталось влиятельных независимых общественно-политических газет и журналов. Классические газеты, такие как «Коммерсант» или «Ведомости», читала небольшая часть общества — люди относительно состоятельные и хорошо образованные. На плаву остались перешедшие в формат таблоидов «Комсомольская правда» и АиФ, причём оба издания ещё в первые годы путинской власти оказались под контролем властей. 

Итак, если в конце 80-х и начале 90-х печатное слово ещё играло заметную роль, то к середине 90-х важнейшим медиа безусловно стало федеральное телевидение. Это был глаыный источник и информации, и развлечений, причём бесплатный — это очень важно в стране с бедным по преимуществу населением.

Демонтаж машины пропаганды и его последствия

Для разговора о будущем важно отметить: пик влияния телевидения в России пройден. Совокупная же доля интернет-источников, пишет «Левада», в 2024 году превысила аудиторию телевидения. К тому времени, когда путинский режим тем или иным способом завершит своё существование, проблематика свободы слова будет касаться главным образом не телевидения и тем более не газет и журналов, а почти исключительно интернета. 

Кажется, что отключить и демонтировать путинскую машину пропаганды не очень сложно: достаточно сменить редакционную политику на федеральных телеканалах и перестать финансировать созданную вокруг них сеть «патриотических» ресурсов в интернете.

Но после кратковременного триумфа свободы, скорее всего, начнутся новые проблемы.

Во-первых, смена лиц и редакционной политики на дискредитировавшем себя телевидении едва ли вернёт ему всю прежнюю аудиторию: скорее всего, классическое телевидение в России навсегда останется уделом старших поколений. Чтобы рассказывать обществу о реформах и вовлекать в них людей, придётся искать иные способы работы с ними (а без массового вовлечения реформы не состоятся).

Во-вторых, приход на федеральное телевидение команд с радикально иной идеологией оттолкнёт часть аудитории, лояльной путинскому режиму, и заставит её искать привычный контент в интернете. По тому же пути в своё время пошли те, кому был несогласен с путинским режимом: как только телевидение превратилось в пропаганду несменяемого лидера, многие ушли в интернет. А когда критики Путина придут на угасающее телевидение, проповедники путинизма, изгнанные из Останкино, вероятно, начнут вести стримы в соцсетях.

Наивно полагать, что огромная путинская машина пропаганды исчезнет без следа. Да, управляемая и финансируемая Администрацией президента структура безусловно перестанет существовать очень быстро. Но её отдельные сегменты, особенно в интернете, могут сменить схемы финансирования, перейдя на содержание тех, кто обогатился в путинские времена и заинтересован в реванше, то есть прекращении невыгодных им реформ и возвращении понятного порядка вещей. 

Как оппозиционные группы, лишённые доступа к аудитории традиционных медиа в России, создали разветвлённую сеть медиапроектов в сети, так и часть сторонников и выгодоприобретателей путинского режима наверняка попытаются развернуть аналогичную сеть, используя в своих интересах отмену цензуры и репрессивных законов, запрещающих и ограничивающих критику властей. 

Так первой жертвой отмены ограничений станет сама новая власть, которую с одной стороны будут терзать свои же правдолюбцы, а с другой — реваншисты.

Свобода слова: вопросы без ответов

Есть и другие нюансы абсолютной свободы слова и прессы, о которой мечтают многие критики путинского режима. Например, вопросы иностранного влияния и иностранного финансирования медиа могут снова оказаться на повестке дня. Причём если для путинского режима опасность представляли западные вещатели, то демократическое правительство России вполне могут атаковать медиа, финансируемые Китаем или Ираном, Турцией или Саудовской Аравией. Должна ли демократическая власть сквозь пальцы смотреть на работу с российской аудиторией правительств других стран через финансируемые ими медиа или другие структуры гражданского общества? Какими правилам должна регулироваться такая работа? Как быть, если медиапроекты внутри России будут финансироваться через системы фондов и нельзя будет доказать, что они связаны с правительствами того же Китая, например?

Не менее сложный вопрос — что в новой России будет считаться экстремизмом. Можно ли будет безнаказанно проповедовать радикальные политические взгляды, призывать к насилию и нетерпимости?  И если нельзя, то кто и как будет определять границы дозволенного — следователи, прокуроры, суды, самоуправляемые институты гражданского общества? Было бы полезно уже сейчас изучать опыт работы медиа в странах с устойчивой демократической традицией, в том числе и в этих вопросах. 

Путинская политика, помимо прочего, ведёт к технологическому отставанию России. После отмены запретов в медиапространстве страны будут доминировать ресурсы, работающие на платформах, принадлежащих и управляемых транснациональными технологическими гигантами. Как мы видим, их владельцы часто отнюдь не нейтральны и могут влиять на широту распространения тех или иных мнений. Политику в этой сфере придётся вырабатывать с учётом мирового опыта, особенно в сфере искусственного интеллекта. Может случиться и такое, что уже через несколько лет именно сервисы  искусственного интеллекта станут главным способом получения информации и вообще формирования картины мира для миллионов людей. Как свобода слова коррелирует с новой информационной реальностью — вопрос, на который и всему миру, и российскому гражданскому обществу предстоит найти ответы.

Не ждать, а готовиться

Безусловно, после Путина надо будет вернуться в зону действия международных соглашений и вернуть гражданам страны отнятые у них свободы и возможности, в том числе и в вопросах получения и распространения информации. Но надо помнить и о том, что никуда не денутся и в каком-то виде продолжат свою работу пропутинские силы. Вопрос противостояния реваншистам, скорее всего, будут основным в российской политике будущего. 

Как это всегда и бывает, они громче всех будут требовать предоставить им трибуну, ссылаясь на свободу мнений и высказываний. Очень может быть, что России надо будет учесть опыт Германии и конституционно запретить любую реабилитацию путинизма и его преступлений по примеру запрета национал-социализма и комплекса связанных с ним слов, явлений и символов. Не менее важно критически переосмыслить опыт российских 90-х, когда преступления советского прошлого были недостаточно проработаны и дали обильные всходы в виде ностальгии по СССР и неосталинизма. Без свободы слова демократические реформы невозможны. Хорошая новость в том, что сами россияне чем дальше, тем сильнее ценят свободу слова — по крайней мере, так было до войны (в опросе «Левады» 2021-го свобода слова вошла в топ-5 ценностей россиян).

Пути реформирования этой сферы надо искать и продумывать уже сейчас. Документы с практическими рекомендациями готовятся и публикуются, в том числе и в рамках нашего проекта.